«Двойник» – одна из ранних повестей русского классика Федора Михайловича Достоевского, написанная автором в 24 года. Произведение появилось на страницах «Отечественных записок» в 1846 году с подзаголовком «Петербургская поэма. Приключения господина Голядкина».
Гротескно-фантастическая повесть «Двойник» рассказывает историю обыкновенного петербургского чиновника Якова Петровича Голядкина, человека тихого, услужливого, молчаливого. Больше всего на свете робкий Голядкин мечтает получить повышение по службе и стать своим человеком в среде светской элиты столицы. В условиях острого психологического напряжения с Голядкиным начинают происходить странные вещи. Например, однажды он встречает своего двойника, который воплощает в жизнь все нереализованные мечты Якова Петровича. Только Якову Петровичу от этого не лучше, ведь сам он по-прежнему находится за бортом, в то время как самозванец пожинает плоды славы.
Работать над «Двойником» Достоевский начал в 1845 году, когда гостил у брата Михаила в Ревеле (сегодня Таллин, столица Эстонии). По возвращении в Петербург автор продолжил написание повести. Работа шла тяжело, «подлец Голядкин» никак не хотел получаться. В итоге в 1846-м повесть была завершена и опубликована во втором номере «Отечественных записок». Несмотря на положительные отзывы критиков, в частности маститого Виссариона Белинского, который уже тогда был очень благосклонно настроен в отношении Достоевского, сам автор своего «Двойника» хулил. Через время повесть была переделана, но так и не удовлетворила автора.
Будучи самым взыскательным критиком своего творчества, Достоевский сетовал на то, что загубил потрясающую идею, пожалуй, лучшую, что у него рождалась. Идея «Двойника» очень светлая, делился писатель, но форма оставляет желать лучшего. Если бы я взялся за работу сейчас, то неизменно выбрал бы другую форму.
Как бы не критиковал себя автор, его «Двойник» стал важнейшим событием в русской литературе XIX века. Продолжая традиции Пушкина и Гоголя, Достоевский обращается к теме «маленького человека», углубляясь в его психологию. Он показывает не только внешнюю борьбу индивида и отторгающего его общества, но и внутреннее противостояние светлой и темной стороны человеческого «Я». Для реализации этой идеи автор вводит фантастический элемент, обращаясь к теме доппельгангера, двойничества.
Тема доппельгангера (темного двойника человека) неоднократно использовалась литературными предшественниками и последователями Достоевского. Самые популярные примеры произведений, в которых присутствует доппельгангер: «Кристабель» Сэмюэля Кольриджа, «Эликсир сатаны», «Песочный человек» Теодора Гофмана, «Уединенный домик на Васильевском» Александра Пушкина, «Вильям Вильсон» Эдгара По, «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Роберта Льюиса Стивенсона, «Бойцовский клуб» Чака Паланика.
«Двойник» Достоевского: краткое содержание
Главный герой Яков Петрович Голядкин работает титулярным советником в одном из государственных учреждений Петербурга. Больше всего на свете робкий Яков Петрович мечтает получить продвижение по службе и стать одним из тех блистательных чиновников, которые занимают лучшие места в театре, перед которыми шаркают ножкой швейцары, которым рады на любом светском вечере, при виде которых мамаши толкают локтями своих незамужних дочерей, чтобы они расправили плечи и поправили выбившийся локон.
Главным препятствием на пути к желанному образу жизни является характер Якова Петровича. Он не умеет юлить, лизоблюдничать, плести интриги, подхалимствовать. «Не интриган, и этим горжусь», – заявляет Голядкин. Правда, гордиться господину Голядкину нечем. Его не уважают на работе, над ним посмеиваются сослуживцы, он невидимка для женщин и посмешище на светских вечерах. Когда Якова Петровича выставляют с бала, устроенного в доме богача Олсуфия Ивановича Берендеева, с бедным чиновником происходит нервический припадок. Именно в эту злосчастную ночь он и повстречал на мосту своего двойника.
Незнакомец как две капли воды похож на Якова Петровича. Более того, утром следующего дня наш герой застает его в своем ведомстве. Пригласив домой Голядкина-младшего, «старший» ликует, ведь теперь у него есть соратник, с которым они смогут свернуть горы, «вместе хитрить… в пику им интригу вести». Однако самозваный Голядкин выбирает более выгодную модель поведения. «Старший» для него не соратник, а потому двойник умело подлизывается к «нужным» людям и в считанные дни становится любимцем всего департамента. Более того, «младший» беззастенчиво издевается над Голядкиным-старшим, превращая бедного чиновника в предмет всеобщих насмешек. В результате двойник выживает настоящего Голядкина не только из ведомства, но и из общества. Повесть заканчивается тем, что обезумевшего Якова Петровича увозят на карете в сумасшедший дом.
Голядкин-младший, он же доппельгангер настоящего Голядкина, является его противоположностью. Для описания Голядкина-старшего можно использовать такие характеристики: совестливый, конфузливый, нерешительный, исполнительный, услужливый, молчаливый, замкнутый, мечтательный, серый, заурядный. Голядкина-младшего охарактеризуем так: смелый, дерзкий, развязный, изворотливый, наглый, красноречивый, самоуверенный карьерист и авантюрист.
Две стороны одной личности
Важно понимать, что в данном случае не уместно говорить о противопоставлении «плохой-хороший». Голядкин-старший далеко не идеален, а Голядкин-младший является тем, кем мог стать чиновник, будь у него воля, жизненная энергия и смелость. Доппельгангер у Достоевского – это синтез потаенных сторон личности, которые герой не решается развить в себе.
До публикации «Двойника» в русской литературе бытовали два типа чиновников: забитый бедный служака и ловкий карьерист, плут. Достоевский создал экспериментальный образ Голядкина, страдающего от раздвоения личности. При помощи психологического расстройства своего героя автору удалось совместить оба литературных типа в одном лице.
«Двойник», как и любое великое произведение, это не просто история одного конкретного человека. В своей повести Достоевский показывает петербургское общество в целом и на примере собирательных образов (именно таким и является чиновник Голядкин) рассуждает о перспективах развития русской истории. Перспективы эти, по мнению автора, малорадужные, ведь общество, где успеха можно добиться лишь при помощи лицемерия и лжи, где царят ложные идеалы и почитаются сомнительные ценности, обречено на гибель.
Общество вытесняет любого, кто отличается. Сильных оно уничтожает, а слабых низводит до угнетенного положения. Достоевский мастерски исследовал «анатомию души, гибнущей от сознания разрозненности частных интересов в благоустроенном обществе» (В. Н. Майков).
Таким образом, раздвоение личности Голядкина происходит в результате сильного психологического стресса, спровоцированного негативными социальными условиями его существования. А по большому счету двойственным является не только сознание чиновника Голядкина, но и все питерское общество, в котором нравственные принципы замещаются выгодой, корыстью, интриганством. Кто победит – Петербург-старший или Петербург-младший – пока что не известно.
Анализ произведения
В критической литературе жанр повести «Двойник» определяют как гротескно-фантастический. Фантастический элемент (появление двойника Голядкина) введен в сюжетную канву по трем причинам:
- чтобы показать два литературных типа чиновника (забитого тихоню и наглого авантюриста);
- чтобы продемонстрировать, как отравляющее влияние общества пробуждает самые низкие качества человеческой натуры;
- чтобы воплотить идею полярности человека, борьбу индивида с внутренним злом.
Гротеск понадобился автору для того, чтобы живописать противоречивость, нелепость положения героя в обществе. Яркий пример гротеска, например, в том, что никто из служащих ведомства абсолютно не удивился, когда в один прекрасный день на службу пришли два Голядкина.
Введение этого художественного средства обусловило ряд литературоведческих споров. Так, одни исследователи считают Голядкина-младшего галлюцинацией «старшего», а все происходящее вокруг – плодом больного воображения обезумевшего чиновника. В таком случае «Двойник» – гротескно-психологическая повесть. Другие исследователи видят в Голядкине-младшем реального персонажа, демонического двойника, темная часть чиновничей души, которая однажды вырвалась на свободу и материализовалась. Тогда повесть имеет право быть отнесенной к фантастическому жанру.
Сам автор оставил вопрос открытым. Его волновала не жанровая классификация, а причины и следствия того, что однажды непримечательный питерский чиновник Яков Петрович Голядкин повстречал на Аничковом мосту двойника.
«Двойник» — повесть Ф. М. Достоевского.
История создания
Работа над произведением началась летом 1845 г. и затянулась до января 1846 г., ввиду значительности замысла, хотя автор планировал завершить повесть к осени. В ноябре Достоевский, сообщая брату Михаилу о своих творческих планах, отводит в них «Двойнику» ведущую роль. Высокая оценка «идеи» повести, несмотря на признание неудачи в «форме», не меняется с течением времени: в записных тетрадях периода работы над романом «Подросток» писатель называет Голядкина «главнейшим подпольным типом» (таким образом, им открывается целая галерея персонажей — от Подпольного до Смешного Человека), в «Дневнике писателя» за 1877 г., признавая повесть «совсем неудавшейся», оговаривает, что «...идея ее была довольно светлая, и серьезнее этой идеи я никогда ничего в литературе не проводил». Чувствуя, что «в 46-м году... формы не нашел и повести не осилил», «лет пятнадцать спустя» (на самом деле в мае 1862 г., 16 лет спустя после первой публикации «Двойника» в №2 «Отечественных записок» за 1846 г.) Достоевский принимается за его переработку для готовящегося собрания своих сочинений. Первоначальное решение о переделке «формы» в целом не осуществляется из-за выполнения обязательств в связи со смертью брата, М.М. Достоевского, и начавшейся работы над «Преступлением и наказанием». Второй вариант «Двойника» (отдельное издание — СПб., 1866) является не переработкой, а сокращением первого: опущены распространенные названия глав, исключены два письма (гл. X, XII), как и во всех произведениях раннего периода, готовившихся к собранию сочинений, произведена стилевая правка.
Анализ повести «Двойник» Достоевского
«Двойник», согласно авторскому определению, «петербургская поэма». Тем самым произведение Достоевского вводится в контекст особого идейно-стилистического образования — «петербургских повестей» (или «петербургских легенд»), начиная от новеллы Пушкина «Уединенный домик на Васильевском» и поэмы «Медный всадник», имеющей подзаголовок «петербургская повесть». Непосредственными предшественниками Голядкина в русской литературе становятся персонажи повестей Гоголя — Поприщин («Записки сумасшедшего»), майор Ковалев («Нос»), Акакий Акакиевич («Шинель»). Несомненное влияние на замысел «Двойника» оказало знакомство Достоевского с опубликованной в альманахе «Вчера и сегодня» (кн. I за 1845 г.) неоконченной повестью М.Ю. Лермонтова «Штосс».
Основной особенностью «петербургской повести» является парадоксальное сочетание подчеркнутой обыденности (герой ее чаще всего — рядовой обыватель, мелкий чиновник) и фантастики. Легендарные персонажи — призраки, ходячие трупы, упыри, ожившие статуи, портреты и восковые персоны, выращенные в колбах гомункулусы, ведьмы и черти — в «петербургских повестях» вписаны в реальность, имеют точные адреса, положение в обществе и чин.
Достоевский неоднократно отмечал как основную черту Петербурга именно соединение «прозаичности» и «фантастичности». Развернутые описания города в этом ключе даны им в «Зимних заметках о летних впечатлениях» и «Подростке». «Петербургские типы», особо выделенные Достоевским, — «гордый» Германн и «смиренный» Евгений; атмосфера призрачности связана с образом тлетворных испарений «финского болота», отсутствием воздуха в буквальном и метафорическом смысле.
Голядкин соединяет в себе черты обоих типов: его «амбиция» проистекает из желания заявить себя, не быть «ветошкой». В то же время он не умеет заявить себя иначе, чем это диктует ему общее правило — вытесняя «врагов». Не случайно «двойник», «Голядкин-младший», материализуется из «ноябрьской, мокрой, туманной, дождливой, снежливой», чреватой наводнением (мотив «Медного всадника») ночи именно тогда, когда терпят фиаско наиболее решительные попытки «Голядкина-старшего» продвинуться и «посрамить врагов», вопреки декларируемой им идее смирения («всякий должен быть доволен собственным местом»). Чем одержимее идеей вражьих поисков становится «Голядкин-старший», чем больше мер для их предотвращения он предпринимает, тем увереннее и успешнее действует его двойник. Интересно, что по мере возрастания одержимости Голядкин все больше поминает черта («черт знает», «черти заварили кашу какую», «черт побрал»). Финал повести буквализирует чертыхания героя: «страшный незнакомец» в «карете, запряженной четверней лошадей», приезжает за Голядкиным и в ответ на его согласие («я вверяюсь вполне... и вручаю судьбу мою») забирает: «два огненные глаза смотрели на него в темноте, и зловещею, адскою радостию блестели эти два глаза». Появление черта в «Двойнике» мотивировано безумием героя, не случайно для других персонажей это не черт, а доктор Крестьян Иванович Рутеншпиц, забирающий Голядкина в «казенный дом». В то же время читателю, в соответствии с двойственностью «петербургской легенды», оставлена возможность двоякого толкования: «другой Крестьян Иванович», «страшный Крестьян Иванович» — настоящий пришелец из ада, получающий душу героя. Появление доктора в начале повести не случайно, тем самым герою предоставлена возможность выбора, не использованная им: Голядкин приходит к Рутеншпицу «исповедаться», но «исповедь» становится обвинением «врагов», шанс спастись остается не использованным. «Не тот», «другой», «пасквиль», каким воспринимает двойника «настоящий» Голядкин, сам становится настоящим и превращает подлинного в свое подобие.
Двойничество в поздних романах Достоевского («двойник» Версилова в «Подростке», черт Ивана в «Братьях Карамазовых») приобретает ярко выраженный метафизический оттенок: появление «двойника» — крайнее следствие «широкости», совмещения в душе героя «идеала мадонны и идеала содомского», приводящее к расколу личности. Подобный «раскол» исследуется в романе «Преступление и наказание» (на что указывает и «говорящая» фамилия героя). В романе «Бесы» двойничество рассматривается в еще одном аспекте — самозванства. Как полагает К.В. Мочульский, правка, предпринятая Достоевским при подготовке текста «Двойника» к изданию в составе собрания сочинений, включала в том числе и уничтожение всяких параллелей с Григорием Отрепьевым, что объяснялось возникновением и разработкой замысла «Бесов» и желанием писателя размежевать образы Ставрогина и Голядкина.
Двойник Федор Достоевский
(Пока оценок нет)
Название: Двойник
О книге «Двойник» Федор Достоевский
Повесть “Двойник” — одно из ключевых произведений Федора Михайловича. Читать ее особенно интересно, поскольку события, описываемые в книге, имеют к писателю непосредственное отношение. Так же, как главный герой, Федор Достоевский мучился раздвоением своего внутреннего мира. Эта тема становления человека в обществе тесно перекликается с проблемой нравственного выбора, что является актуальным не только в XIX веке, но и сегодня.
Главный герой книги “Двойник” — госслужащий Яков Петрович Голядкин — мягкий, честный и скромный человек, строго придерживающийся нравственных принципов. Чувствуя свою слабость и неуверенность, неумение принимать решения, Голядкин пытается выдавать свою мягкотелость за добродетель. Однако ему кажется, что все настроены против него: плетут интриги, обижают и не воспринимают его всерьез. Главный герой отчаянно борется за свое место в этом мире, и, ведя внутренние диалоги, постепенно сходит с ума…
Внутренняя борьба наконец-то нашла свое внешнее выражение — в один момент Голядкин увидел рядом с собой второе “Я” — своего близнеца, внешне как две капли воды похожего на него, но по характеру — совершенно другого — самоуверенного, мерзкого, пакостного, злого. Этот Голядкин-младший настолько прочно обосновался в его жизни, что стал вытеснять добродушного Голядкина-старшего, точнее, втягивать его в свою сущность. Внутренние диалоги не прекратились, но теперь читатель отчетливо видит, что главный персонаж пытается дать объяснения и найти причины такого поведения, но беспомощно проваливается в глубокий омут безнравственности. Интригами, клеветой и другими темными делишками он добивается своих целей. В повести “Двойник” Федор Достоевский показал, во что превращается погоня за желаемым любыми путями. Постепенно растворяясь в своем темном “Я”, Голядкин сходит с ума от внутренних противоречий.
“Двойник” живописно раскрывает жизнь в Петербурге XIX столетия, перекликаясь с манерой Гоголя. В книге присутствует все необходимое для увлекательного чтения: яркий образ главного героя, юмор и ирония, достойная концовка, которая подводит безумие Голядкина к внутреннему миру читателю и заставляет его задуматься о своей темной стороне. Федор Достоевский — мастер проникать в душу и оживлять в современном мире своих персонажей. Читать эту книгу необходимо всем, кто хочет понять психологию великого писателя и, по сути, каждого человека, которому присуще самокопание и стремление разобраться в своем “Я”.
На нашем сайте о книгах сайт вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу «Двойник» Федор Достоевский в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.
Цитаты из книги «Двойник» Федор Достоевский
Положение его в это мгновение походило на положение человека, стоящего над страшной стремниной, когда земля под ним обрывается, уж покачнулась, уж двинулась, в последний раз колышется, падает, увлекает его в бездну, а между тем у несчастного нет ни силы, ни твердости духа отскочить назад, отвесть свои глаза от зияющей пропасти; бездна тянет его, и он прыгает, наконец, в нее сам, сам ускоряя минуту своей же погибели.
Ночь была ужасная, – ноябрьская, мокрая, туманная, дождливая, снежливая, чреватая флюсами, насморками, лихорадками, жабами, горячками всех возможных родов и сортов, одним словом всеми дарами петербургского ноября.
Нет, сударыня, и опять-таки дела так не делаются, и первое дело то, что воркования не будет, не извольте надеяться. Нынче муж, сударыня вы моя, господин, и добрая, благовоспитанная жена должна во всем угождать ему. А нежностей, сударыня, нынче не любят, в наш промышленный век; дескать, прошли времена Жан-Жака Руссо. Муж, например, нынче приходит голодный из должности, – дескать, душенька, нет ли чего закусить, водочки выпить, селедочки съесть? так у вас, сударыня, должны быть сейчас наготове и водочка, и селедочка. Муж закусит себе с аппетитом, да на вас и не взглянет, а скажет: поди-тка, дескать, на кухню, котеночек, да присмотри за обедом, да разве-разве в неделю разок поцелует, да и то равнодушно…
Фоблаз ты такой, предатель ты этакой!
Без всякого сомнения, глазком не мигнув, он с величайшим бы удовольствием провалился в эту минуту сквозь землю; но, что сделано было, того не воротишь…
– Распустили они слух, что он уже дал подписку жениться, что он уже жених с другой стороны… И как бы вы думали, Крестьян Иванович, на ком?
– Право?
Даже напротив, Крестьян Иванович; и, чтоб все сказать, я даже горжусь тем, что не большой человек, а маленький. Не интригант, – и этим тоже горжусь.
Знакомо глянули на него зелено-грязноватые, закоптелые, пыльные стены его маленькой комнатки, его комод красного дерева, стулья под красное дерево, стол, окрашенный красною краскою, клеенчатый турецкий диван красноватого цвета, с зелененькими цветочками и, наконец, вчера впопыхах снятое платье и брошенное комком на диване.
Скачать бесплатно книгу «Двойник» Федор Достоевский
(Фрагмент)
В формате
fb2
:
Скачать
В формате
rtf
:
Скачать
В формате
epub
:
Скачать
В формате
txt
:
Иллюстрация А. Карапетяна
Очень кратко
Титулярный советник считает себя маленьким человеком, но в то же время хочет реализовать свои высокие амбиции. Однако появившийся подлый двойник уничтожает его репутацию в высоком обществе.
Титулярный советник Яков Петрович Голядкин просыпается у себя на квартире серым осенним днём. В зеркале отражается «заспанная, подслеповатая и довольно оплешивевшая фигура», и её обладатель остаётся, по-видимому, ею доволен. Вынув бумажник, господин Голядкин находит в нём 750 рублей - «знатная сумма»!
Яков Петрович едет к своему доктору, Крестьяну Ивановичу Рутеншпицу. У него господин Голядкин говорит сбивчиво, путается, называет себя человеком смиренным, незатейливым: «...люблю спокойствие, а не светский шум. Там у них...нужно уметь паркеты лощить сапогами... комплимент раздушенный нужно уметь составить-с... хитростям этим всем я не учился». Яков Петрович продолжает: «...я даже горжусь тем, что не большой человек, а маленький. Не интригант - и этим тоже горжусь...» Племянник Андрея Филипповича, начальника Голядкина, намерен свататься к Кларе Олсуфьевне. Голядкин возмущён этим сватовством. Голядкин замечает, что распустили слухи про его «близкого знакомого», будто бы он «дал подписку жениться, а он уже жених с другой стороны», а невеста его - бесстыдная немка Каролина Ивановна. Голядкин уходит, оставив Крестьяна Ивановича в недоумении и думая, что доктор глуп.
Господин Голядкин едет к Олсуфию Ивановичу Берендееву, но его не пускают. В честь дня рождения его дочери, Клары Олсуфьевны, в квартире статского советника проводится обед и бал. В это время господин Голядкин стоит в сенях Берендеева. Решившись, Яков Петрович тайком проникает в танцевальную залу. Тут же все взгляды устремляются на него, «наш герой» забивается в угол, чувствуя «себя настоящей букашкой». Голядкина выдворяют на улицу.
Господин Голядкин бежит, «спасаясь от врагов». Стоит ужасная ноябрьская ночь - «мокрая, туманная, дождливая, снежливая». Господин Голядкин «не только желал теперь убежать от себя самого, но даже совсем уничтожиться». Он долго стоит на набережной и в беспамятстве смотрит в мутную чёрную воду. Дорогою Голядкин встречает прохожего, семенящего так же, как и он, по тротуару, немного с притрусочкой. Незнакомца Яков Петрович встречает несколько раз. Наконец он находит его у себя в квартире на Шестилавочной улице: это был «не кто иной, как он сам, ... другой господин Голядкин, ... двойник его во всех отношениях».
Утром Голядкин приходит в своё отделение. Здесь появляется новый человек - вчерашний двойник Якова Петровича, имеющий точно такую же фамилию. Однако среди сослуживцев никакого удивления не обнаруживается. После рабочего дня двойник желает объясниться с Яковом Петровичем, и «наш герой» приглашает на беседу Голядкина-младшего к себе домой.
Гостя зовут так же: Яковом Петровичем. Господин Голядкин кормит гостя обедом и поит пуншем, проникаясь к нему симпатией: «Мы с тобой, Яков Петрович, будем жить, как рыба с водой, как братья родные; ...будем хитрить, заодно хитрить будем...в пику им интригу вести...».
Утром Яков Петрович не обнаруживает своего гостя. Теперь Голядкин-старший сожалеет о приёме близнеца. Он отправляется на службу и в дверях сталкивается с Голядкиным-младшим, но тот не замечает вчерашнего радушного хозяина. Теперь Голядкин-младший пытается выслужиться перед начальством нечестным путём: выдаёт хорошо составленную бумагу настоящего Голядкина за свою. На глазах у других чиновников Голядкин-младший выставляет близнеца на поругание: щипает при всех за щёку и даёт щелчка по брюшку. Затем, напустив на себя занятой вид, исчезает. Но позволить себя обидеть настоящий Голядкин никак не может и решает протестовать. После службы он намеревается объясниться с Голядкиным-младшим, но тот уезжает от него в карете.
«...нрава он такого игривого, скверного, - подлец он такой, ...лизун, лизоблюд, Голядкин он эдакой!» - думает о своём враге Яков Петрович. Яков Петрович пишет ему письмо с требованием объясниться. Он отдаёт письмо слуге Петрушке и наказывает ему разузнать адрес титулярного советника Голядкина. Петрушка сообщает, что Голядкин живёт на Шестилавочной улице, но это адрес настоящего Голядкина! Решив, что бездельник пьян, Яков Петрович оставляет его.
В полусне Голядкину видится, что он в приятной компании, но каждый раз появляется одно известное лицо и очерняет господина Голядкина. Он хочет бежать куда глаза глядят, но вокруг него образовалась «бездна совершенно подобных».
Голядкин просыпается в час пополудни. С ужасом он понимает, что опоздал на службу. Он подходит к своему отделению и через писаря передаёт письмо господину Голядкину-младшему.
Уже в сумерках Яков Петрович заходит в своё отделение. Сослуживцы смотрят на него с каким-то оскорбительным любопытством. Среди чиновников появляется господин Голядкин-младший и протягивает руку настоящему Якову Петровичу. Тот горячо и по-дружески пожимает её. «Вдруг с нестерпимым нахальством и грубостию» двойник вырывает руку и стряхивает её, будто замарал, затем платком вытирает свои пальцы. Оскорблённый Голядкин-старший ищет сочувствия у сослуживца, Антона Антоновича Сеточкина, но тот открыто осуждает его неблагопристойный поступок относительно двух благородных особ.
Нагнав Голядкина-младшего, Яков Петрович предлагает объясниться в кофейной: «...я вашим врагом никогда не бывал. Злые же люди несправедливо меня описали...С своей стороны я готов...» Неприятель повторяет утреннюю шутку с рукопожатием, повторно оскорбляя тёзку, и исчезает. Вдруг Голядкин-старший обнаруживает у себя письмо, утром переданное писарем. В нём Клара Олсуфьевна просить спасти её от гибели, от противного ей человека и назначает Голядкину свидание в два часа пополуночи. Прочитав послание в трактире, Яков Петрович видит полового подле себя. Решив, что не заплатил за обед, он лезет в карман и находит стклянку с лекарством, прописанным ему Крестьяном Ивановичем четыре дня назад. «Тёмная, красновато-отвратительная жидкость зловещим отсветом блеснула...» Пузырёк выпадает из рук и разбивается.
Яков Петрович, думая о Кларе Олсуфьевне, отмечает избалованность юных романтических особ, которые начитались французских романов. Он нанимает карету, едет к его превосходительству и просит защиты от врагов. Его превосходительство обещает рассмотреть дело, и Якова Петровича выдворяют в переднею. Голядкин устремляется к Берендееву ждать сигнала Клары Олсуфьевны. Вскоре Якова Петровича замечают, и Голядкин-младший просит зайти его. Голядкин-старший сидит возле Олсуфия Ивановича, все взгляды обращены к ним. Наконец проносится по толпе «Едет, едет!». В комнате появляется Крестьян Иванович и увозит Якова Петровича с собой. За каретой бежит какое-то время близнец, но вскоре совершенно исчезает. Тут герой с ужасом замечает, что это не прежний, а другой, ужасный Крестьян Петрович: «Увы! Он это давно уже предчувствовал!»
Петербургская поэма
Глава I
Было без малого восемь часов утра, когда титулярный советник Яков Петрович Голядкин очнулся после долгого сна, зевнул, потянулся и открыл наконец совершенно глаза свои. Минуты с две, впрочем, лежал он неподвижно на своей постели, как человек не вполне еще уверенный, проснулся ли он или всё еще спит, наяву ли и в действительности ли всё, что около него теперь совершается, или продолжение его беспорядочных сонных грез. Вскоре, однако ж, чувства господина Голядкина стали яснее и отчетливее принимать свои привычные, обыденные впечатления. Знакомо глянули на него зеленовато-грязноватые, закоптелые, пыльные стены его маленькой комнатки, его комод красного дерева, стулья под красное дерево, стол, окрашенный красною краскою, клеенчатый турецкий диван красноватого цвета с зелененькими цветочками и, наконец, вчера впопыхах снятое платье и брошенное комком на диване. Наконец, серый осенний день, мутный и грязный, так сердито и с такой кислой гримасою заглянул к нему сквозь тусклое окно в комнату, что господин Голядкин никаким уже образом не мог более сомневаться, что он находится не в тридесятом царстве каком-нибудь, а в городе Петербурге, в столице, в Шестилавочной улице, в четвертом этаже одного весьма большого, капитального дома, в собственной квартире своей. Сделав такое важное открытие, господин Голядкин судорожно закрыл глаза, как бы сожалея о недавнем сне и желая его воротить на минутку. Но через минуту он одним скачком выпрыгнул из постели, вероятно попав наконец в ту идею, около которой вертелись до сих пор рассеянные, не приведенные в надлежащий порядок мысли его. Выпрыгнув из постели, он тотчас же подбежал к небольшому кругленькому зеркальцу, стоящему на комоде. Хотя отразившаяся в зеркале заспанная, подслеповатая и довольно оплешивевшая фигура была именно такого незначительного свойства, что с первого взгляда не останавливала на себе решительно ничьего исключительного внимания, но, по-видимому, обладатель ее остался совершенно доволен всем тем, что увидел в зеркале. «Вот бы штука была, сказал господин Голядкин вполголоса, вот бы штука была, если б я сегодня манкировал в чем-нибудь, если б вышло, например, что-нибудь не так, прыщик там какой-нибудь вскочил посторонний или произошла бы другая какая-нибудь неприятность; впрочем, покамест недурно; покамест всё идет хорошо». Очень обрадовавшись тому, что всё идет хорошо, господин Голядкин поставил зеркало на прежнее место, а сам, несмотря на то что был босиком и сохранял на себе тот костюм, в котором имел обыкновение отходить ко сну, подбежал к окошку и с большим участием начал что-то отыскивать глазами на дворе дома, на который выходили окна квартиры его. По-видимому, и то, что он отыскал на дворе, совершенно его удовлетворило; лицо его просияло самодовольной улыбкою. Потом, заглянув, впрочем, сначала за перегородку в каморку Петрушки, своего камердинера, и уверившись, что в ней нет Петрушки, на цыпочках подошел к столу, отпер в нем один ящик, пошарил в самом заднем уголку этого ящика, вынул наконец из-под старых пожелтевших бумаг и кой-какой дряни зеленый истертый бумажник, открыл его осторожно и бережно и с наслаждением заглянул в самый дальний, потаенный карман его. Вероятно, пачка зелененьких, сереньких, синеньких, красненьких и разных пестреньких бумажек тоже весьма приветливо и одобрительно глянула на господина Голядкина: с просиявшим лицом положил он перед собою на стол раскрытый бумажник и крепко потер руки в знак величайшего удовольствия. Наконец он вынул ее, свою утешительную пачку государственных ассигнаций, и, в сотый раз, впрочем, считая со вчерашнего дня, начал пересчитывать их, тщательно перетирая каждый листок между большим и указательными пальцами. «Семьсот пятьдесят рублей ассигнациями! окончил он наконец полушепотом. Семьсот пятьдесят рублей... знатная сумма! Это приятная сумма, продолжал он дрожащим, немного расслабленным от удовольствия голосом, сжимая пачку в руках и улыбаясь значительно, это весьма приятная сумма! Хоть кому приятная сумма! Желал бы я видеть теперь человека, для которого эта сумма была бы ничтожною суммою? Такая сумма может далеко повести человека...» «Однако что же это такое? подумал господин Голядкин, да где же Петрушка?» Всё еще сохраняя тот же костюм, заглянул он другой раз за перегородку. Петрушки опять не нашлось за перегородкой, а сердился, горячился и выходил из себя лишь один поставленный там на полу самовар, беспрерывно угрожая сбежать, и что-то с жаром, быстро болтал на своем мудреном языке, картавя и шепелявя господину Голядкину, вероятно, то, что, дескать, возьмите же меня, добрые люди, ведь я совершенно поспел и готов. «Черти бы взяли! подумал господин Голядкин. Эта ленивая бестия может, наконец, вывесть человека из последних границ; где он шатается?» В справедливом негодовании вошел он в переднюю, состоявшую из маленького коридора, в конце которого находилась дверь в сени, крошечку приотворил эту дверь и увидел своего служителя, окруженного порядочной кучкой всякого лакейского, домашнего и случайного сброда. Петрушка что-то рассказывал, прочие слушали. По-видимому, ни тема разговора, ни самый разговор не понравились господину Голядкину. Он немедленно кликнул Петрушку и возвратился в комнату совсем недовольный, даже расстроенный. «Эта бестия ни за грош готова продать человека, а тем более барина, подумал он про себя, и продал, непременно продал, пари готов держать, что ни за копейку продал. Ну, что?..» Ливрею принесли, сударь. Надень и пошел сюда. Надев ливрею, Петрушка, глупо улыбаясь, вошел в комнату барина. Костюмирован он был странно донельзя. На нем была зеленая, сильно подержанная лакейская ливрея, с золотыми обсыпавшимися галунами и, по-видимому, шитая на человека ростом на целый аршин выше Петрушки. В руках он держал шляпу, тоже с галунами и с зелеными перьями, а при бедре имел лакейский меч в кожаных ножнах. Наконец, для полноты картины, Петрушка, следуя любимому своему обыкновению ходить всегда в неглиже, по-домашнему, был и теперь босиком. Господин Голядкин осмотрел Петрушку кругом и, по-видимому, остался доволен. Ливрея, очевидно, была взята напрокат для какого-то торжественного случая. Заметно было еще, что во время осмотра Петрушка глядел с каким-то странным ожиданием на барина и с необыкновенным любопытством следил за всяким движением его, что крайне смущало господина Голядкина. Ну, а карета? И карета приехала. На весь день? На весь день. Двадцать пять, ассигнацией. И сапоги принесли? И сапоги принесли. Болван! не можешь сказать принесли-с . Давай их сюда. Изъявив свое удовольствие, что сапоги пришлись хорошо, господин Голядкин спросил чаю, умываться и бриться. Обрился он весьма тщательно и таким же образом вымылся, хлебнул чаю наскоро и приступил к своему главному, окончательному облачению: надел панталоны почти совершенно новые; потом манишку с бронзовыми пуговками, жилетку с весьма яркими и приятными цветочками; на шею повязал пестрый шелковый галстух и, наконец, натянул вицмундир, тоже новехонький и тщательно вычищенный. Одеваясь, он несколько раз с любовью взглядывал на свои сапоги, поминутно приподымал то ту, то другую ногу, любовался фасоном и что-то всё шептал себе под нос, изредка подмигивая своей думке выразительною гримаскою. Впрочем, в это утро господин Голядкин был крайне рассеян, потому что почти не заметил улыбочек и гримас на свой счет помогавшего ему одеваться Петрушки. Наконец справив всё, что следовало, совершенно одевшись, господин Голядкин положил в карман свой бумажник, полюбовался окончательно на Петрушку, надевшего сапоги и бывшего, таким образом, тоже в совершенной готовности, и, заметив, что всё уже сделано и ждать уже более нечего, торопливо, суетливо, с маленьким трепетанием сердца сбежал с своей лестницы. Голубая извозчичья карета, с какими-то гербами, с громом подкатилась к крыльцу. Петрушка, перемигиваясь с извозчиком и с кое-какими зеваками, усадил своего барина в карету; непривычным голосом и едва сдерживая дурацкий смех, крикнул: «Пошел!», вскочил на запятки, и всё это, с шумом и громом, звеня и треща, покатилось на Невский проспект. Только что голубой экипаж успел выехать за ворота, как господин Голядкин судорожно потер себе руки и залился тихим, неслышным смехом, как человек веселого характера, которому удалось сыграть славную штуку и которой штуке он сам рад-радехонек. Впрочем, тотчас же после припадка веселости смех сменился каким-то странным озабоченным выражением в лице господина Голядкина. Несмотря на то, что время было сырое и пасмурное, он опустил оба окна кареты и заботливо начал высматривать направо и налево прохожих, тотчас принимая приличный и степенный вид, как только замечал, что на него кто-нибудь смотрит. На повороте с Литейной на Невский проспект он вздрогнул от одного самого неприятного ощущения и, сморщась, как бедняга, которому наступили нечаянно на мозоль, торопливо, даже со страхом прижался в самый темный уголок своего экипажа. Дело в том, что он встретил двух сослуживцев своих, двух молодых чиновников того ведомства, в котором сам состоял на службе. Чиновники же, как показалось господину Голядкину, были тоже, с своей стороны, в крайнем недоумении, встретив таким образом своего сотоварища; даже один из них указал пальцем на господина Голядкина. Господину Голядкину показалось даже, что другой кликнул его громко по имени, что, разумеется, было весьма неприлично на улице. Герой наш притаился и не отозвался. «Что за мальчишки! начал он рассуждать сам с собою. Ну, что же такого тут странного? Человек в экипаже; человеку нужно быть в экипаже, вот он и взял экипаж. Просто дрянь! Я их знаю, просто мальчишки, которых еще нужно посечь! Им бы только в орлянку при жалованье да где-нибудь потаскаться, вот это их дело. Сказал бы им всем кое-что, да уж только...» Господин Голядкин не докончил и обмер. Бойкая пара казанских лошадок, весьма знакомая господину Голядкину, запряженных в щегольские дрожки, быстро обгоняла с правой стороны его экипаж. Господин, сидевший на дрожках, нечаянно увидев лицо господина Голядкина, довольно неосторожно высунувшего свою голову из окошка кареты, тоже, по-видимому, крайне был изумлен такой неожиданной встречей и, нагнувшись сколько мог, с величайшим любопытством и участием стал заглядывать в тот угол кареты, куда герой наш поспешил было спрятаться. Господин на дрожках был Андрей Филиппович, начальник отделения в том служебном месте, в котором числился и господин Голядкин в качестве помощника своего столоначальника. Господин Голядкин, видя, что Андрей Филиппович узнал его совершенно, что глядит во все глаза и что спрятаться никак невозможно, покраснел до ушей. «Поклониться иль нет? Отозваться иль нет? Признаться иль нет? думал в неописанной тоске наш герой, или прикинуться, что не я, а что кто-то другой, разительно схожий со мною, и смотреть как ни в чем не бывало? Именно не я, не я, да и только! говорил господин Голядкин, снимая шляпу пред Андреем Филипповичем и не сводя с него глаз. Я, я ничего, шептал он через силу, я совсем ничего, это вовсе не я, Андрей Филиппович, это вовсе не я, не я, да и только». Скоро, однако ж, дрожки обогнали карету, и магнетизм начальнических взоров прекратился. Однако он всё еще краснел, улыбался, что-то бормотал про себя... «Дурак я был, что не отозвался, подумал он наконец, следовало бы просто на смелую ногу и с откровенностью, не лишенною благородства: дескать, так и так, Андрей Филиппович, тоже приглашен на обед, да и только!» Потом, вдруг вспомнив, что срезался, герой наш вспыхнул как огонь, нахмурил брови и бросил страшный вызывающий взгляд в передний угол кареты, взгляд, так и назначенный с тем, чтоб испепелить разом в прах всех врагов его. Наконец, вдруг, по вдохновению какому-то, дернул он за снурок, привязанный к локтю извозчика-кучера, остановил карету и приказал поворотить назад, на Литейную. Дело в том, что господину Голядкину немедленно понадобилось, для собственного же спокойствия вероятно, сказать что-то самое интересное доктору его, Крестьяну Ивановичу. И хотя с Крестьяном Ивановичем был он знаком с весьма недавнего времени, именно посетил его всего один раз на прошлой неделе, вследствие кой-каких надобностей, но ведь доктор, как говорят, что духовник, скрываться было бы глупо, а знать пациента его же обязанность. «Так ли, впрочем, будет всё это, продолжал наш герой, выходя из кареты у подъезда одного пятиэтажного дома на Литейной, возле которого приказал остановить свой экипаж, так ли будет всё это? Прилично ли будет? Кстати ли будет? Впрочем, ведь что же, продолжал он, подымаясь на лестницу, переводя дух и сдерживая биение сердца, имевшего у него привычку биться на всех чужих лестницах, что же? ведь я про свое и предосудительного здесь ничего не имеется... Скрываться было бы глупо. Я вот таким-то образом и сделаю вид, что я ничего, а что так, мимоездом... Он и увидит, что так тому и следует быть». Так рассуждая, господин Голядкин поднялся до второго этажа и остановился перед квартирою пятого нумера, на дверях которого помещена была красивая медная дощечка с надписью:Крестьян Иванович Рутеншпиц,
доктор медицины и хирургии.
Остановившись, герой наш поспешил придать своей физиономии приличный, развязный, не без некоторой любезности вид и приготовился дернуть за снурок колокольчика. Приготовившись дернуть за снурок колокольчика, он немедленно и довольно кстати рассудил, что не лучше ли завтра и что теперь покамест надобности большой не имеется. Но так как господин Голядкин услышал вдруг на лестнице чьи-то шаги, то немедленно переменил новое решение свое и уже так, заодно, впрочем с самым решительным видом, позвонил у дверей Крестьяна Ивановича.
Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.